Безотказный доктор Елизавета Глинка: «Перед смертью многие становятся добрее»

on 25 Декабрь 2017

«Нельзя торопить смерть и нельзя тормозить смерть. Каждый человек живет свою жизнь. Ее время не знает никто. Мы лишь попутчики на данном этапе жизни пациента. Хоспис – не дом смерти. Это достойная жизнь до конца. Мы работаем с живыми людьми. Только они умирают раньше нас»

Она могла бы ежедневно посещать светские приемы, ведя задушевные беседы «ни о чем» с представителями сливок общества, не задумываясь о завтрашнем дне, а тем более – о судьбах людей, которые в этот миг замерзают в сырой подворотне или в одиночестве умирают от неизлечимой болезни. Или, как это нынче принято среди жен успешных и обеспеченных мужчин, открыть свой салон красоты. Но Елизавета Глинка нашла свое призвание в другом – помощи и лечении обреченных – бомжей, больных раком и СПИДом. Благодаря ей в Москве, а позже – и в Киеве открылись первые хосписы.

«Доктор Лиза» – так называет себя Елизавета Петровна на «страницах» своего Живого Журнала, где вот уже несколько лет подробно рассказывает о подопечных. Анестезиолог-реаниматолог по первому образованию и паллиативный онколог по второму, полученному в США, не только меняет жизнь тяжело больных людей, но и влияет на отношение окружающих к ним. Ведь паллиативный врач – тот, который, не имея возможности избавить пациента от страшной хвори, старается максимально снизить ее влияние на человека.

 Таких, как вы, врачей  на все 100% преданных своему делу  в наших украинских, да и, наверное, в российских клиниках еще поискать. Может, медикам просто не хватает призвания, данного с рождения… Расскажите, почему предпочтение отдали именно экстремальной медицине?

– Экстремальная медицина – это принимать быстрые взвешенные решения. И видеть результат своего труда сразу. Работа в реанимации соответствовала моему характеру.

 Как у вас родилась идея создать хосписы в России?

– Вообще первый хоспис в России был создан в Петербурге благодаря усилиям английского журналиста Виктора Зорзы. Он, кстати, родился в Украине и во время Второй мировой эмигрировал. Дочь Виктора Джейн умерла в 26 лет в хосписе Лондона, и ее последней волей было создание хосписов в других странах. Что касается моей деятельности, то здесь был ряд совпадений. Выйдя замуж за американского адвоката, я уехала в Штаты. Родила старшего сына. И продолжила образование. Сидеть дома не могла, муж предложил поработать в американском хосписе. Но еще до визита туда мне попалась книга журналиста, который потерял дочь, умершую от рака. Книга называлась «Я ушла счастливой». Спасти девочку было невозможно, но последние дни ее жизни обрели иной смысл благодаря одной из хосписных служб Европы. Побывав в хосписе, задалась вопросом: почему такого учреждения нет в моей стране – разве в Москве люди не болеют раком? Нынче в Москве действуют восемь хосписов. Они представляют собой клиники, которые обеспечивают бесплатный квалифицированный уход за обреченными больными, а также патронажное наблюдение на дому.

 Вторым городом для создания хосписа вы избрали Киев. Почему? Какова ситуация с хосписами в Украине на сегодняшний день?

– В то время (а это был 2001 год) мой муж возглавлял один из проектов в Киеве. Узнав, что в украинской столице нет хосписа, решила создать его. Трудности были вначале – когда искала место, где бы могли начать строительство. С помощью двух людей – депутата Владимира Бондаренко и главного онколога Киева Геннадия Олийниченко эта мечта стала реальностью. Сегодня в Киеве существует проект, который предусматривает создание хосписов по всему городу, но единственный бесплатный, отвечающий всем требованиям, – пока только на территории онкобольницы на Верховинной. Знаю о том, что есть хоспис в Харькове. Строится, но медленно, такое учреждение в Черкассах.

 Получается, у нас неизлечимые люди никому не нужны?

– Главная проблема – отсутствие паллиативной медицины. Она дорогая, а ее пациенты считаются «бесперспективными». Часто, слыша вопрос: «Какой смысл вкладывать средства в тех, кто все равно умрет?», нам, врачам, приходится доказывать, что такие больные – живые люди. И иногда живее здоровых. Спрос на хосписы в Украине вообще не удовлетворен. По европейским стандартам такие заведения должны быть в каждом районе крупных городов. Причем атмосфера в них должна быть не больничная, а домашняя.

 С кем из знаменитостей приходилось общаться, просить помощи при создании хосписов?

– В Украине это Виталий Кличко, он в попечительном совете нашего благотворительного фонда. В России – Сергей Миронов, который помогает не как политик, а как частное лицо, а также известные певцы Гарик Сукачев и Юрий Шевчук.

 Предлагают ли помощь простые люди? И как насчет волонтеров?

– Как-то я написала в ЖЖ сообщение, что буду в кафе на Варварке, это в Москве, ждать всех, кто хочет помочь. Пришло несколько десятков человек. Передали столько всего больным – и вещи, и лекарства, и деньги. А вот волонтеры у нас встречаются крайне редко. Тогда как в Америке – огромное количество добровольцев. Там неизлечимо больных не боятся взять за руку.

– Помните, как уходил из жизни ваш первый пациент? Что вы при этом чувствовали?

– То же, что чувствуют все люди, сталкивающиеся с такой ситуацией, – жалость и любовь к уходящему. Хотя… Нельзя объяснить словами, через это можно только пройти самому.

 Многие умирали на ваших глазах?
– Да. Подсчитала как-то – за год работы в Киеве – 253 человека.

 Расскажите от тех подопечных, которые вам больше всего запомнились.

– Я помню многих. Одна из них – Лида. Мы встречались с ней раз в две недели, говорили о том, что ее волновало. Не о болезни, а о племяннике Мишке, который должен закончить институт, о ценах на газеты, которые становились все выше, а значит, были недоступны. Больше всего она рассказывала о церкви рядом с ее домом, прихожанкой которой была. Посты и праздники, вечерние службы, литургии и постоянные молитвы – это было ее жизнью. Как-то Лида попросила встретиться с ней возле храма. Было очень холодно, я выскочила из машины и увидела ее – замерзшую, в поношенном пальто с меховой опушкой и платке, повязанном поверх старой шапки. Увидев меня, она замахала руками, на которые были надеты две варежки разного цвета: «Петровна!» Я дрожала от холода, и Лидия сняла с себя варежки: «Наденьте, я сама вязала. А потом по одной потеряла, но они теплые». В храме она преобразилась – стала радостной, смелой, проходя вперед и освобождая место: «Поближе к алтарю, чтобы батюшку слышать». Через несколько дней мы перевезли ее в хоспис. Утром она пошла умываться и упала. «Петровна, миленькая, слабость такая сильная. Все плывет. Господи… Страшно», – простонала. И ушла за несколько минут. В ординаторской у меня остались ее варежки – бежевая и зеленая.

 Без кома в горле слушать истории таких людей невозможно. Больно. А быть рядом с этими людьми и помогать им  еще сложнее. Вас поддерживают в вашей деятельности родные?

 – Поддерживают. Иногда просят бросить. Хотя знают, что живу этим. Но за дверь хосписа проблемы и горечи стараюсь не выносить – я профессионал. Иногда удается, иногда нет.

 Чем занимаются ваши сыновья? Не пошли по стопам матери?

– Старший живет в США, учится в колледже. Он будет художником. Младший занимается в одном из московских вузов, изучая международные отношения. По моим стопам не пошли, но в моем деле они оба меня поддерживают.

 Слышала о вашей помощи людям без определенного места жительства. Как от хосписов вы перешли к этой работе?

– Среди бродяг есть больные люди, которые нуждаются в помощи. На улице они оказываются по разным причинам. Здесь и алкоголь, и психические заболевания. Бездомные есть и будут во всем мире. Но бомж – такой же человек, но попавший в другие обстоятельства. И я не хочу, чтобы люди обижали тех, кто слабее.

 Когда человек узнает, что ему осталось жить, предположим, месяц, меняются ли его взгляды на жизнь, поведение?

– Некоторые становятся добрее. Немногие, но такие есть, замыкаются в себе.
 Верите в Бога? Что, такое, по-вашему, жизнь и смерть?

– Я – православная. Жизнь – это дар Божий, а смерть – то, что мы не можем изменить. Мы приходим в этот мир. И уходим из него. Только в разное время.

 Часто от обреченных отказывается семья?
– Не часто, но бывает.
 Сколько длится ваш рабочий день? Сколько часов в сутки спите?
– По-разному. Сплю 6 часов. Иногда меньше. Но мне этого достаточно.
 Снятся ли вам кошмары?

– Нет. Слава Богу. Навязчивые сны бывают. Как-то полгода снился больной, который был очень ко мне привязан.

 Что бы вы посоветовали отчаявшимся людям?

– Искать помощи и не отчаиваться. Выход есть всегда. Если одолевает хандра, уныние или другая напасть, почитайте о безнадежно больных. О тех, для кого каждый день не очередной серый промежуток времени, а праздник. Просто потому, что он проснулся.

ЛЮБИМЫЕ

Напитки и блюда. Любит дорогие сорта черного чая. В еде непривередлива – обожает все домашние блюда.

Отдых. На курортах отдыхать не умеет. Единственное место, где может расслабиться, – свой дом.

Книги. Невзирая на невероятную загрузку, читает очень много. Один из любимых авторов – Чехов.

Музыка. Вся классика, а также старый джаз.
ПОТОМОК КОМПОЗИТОРА

Доктор Лиза – потомок известного русского композитора Михаила Глинки. У самого Михаила детей не было, зато брат его Федор отпрысками обзавелся. Елизавета Глинка – по их линии.

Елизавета Глинка трагически погибла 25 декабря 2016 г. в авиакатастрофе направлявшегося в Сирию российского ТУ-154 Б-2 МО РФ над Черным морем около г. Сочи.