Интервью 2009 года с братом актера театра и кино Анатолия Солоницына Алексеем Солоницыным.
Вышла в свет «Повесть о старшем брате» — книга о пути к Богу, о судьбе и творчестве выдающегося актера кино и театра Анатолия Солоницына, рассказанная его родным братом Алексеем Солоницыным.
— Алексей Алексеевич, 30 августа нынешнего года вашему брату исполнилось бы 75 лет. К этой дате и приурочено новое издание книги. Но ведь не только юбилейная дата заставила вас вернуться к уже написанному?
— Память о дорогих сердцу людях живет в душе всегда. Но с годами не только отчетливей видишь прошедшее, но и понимаешь, что ты недосказал по тем или иным причинам, что просто-напросто упустил. Это вовсе не значит, что я переписывал текст в угоду нынешним настроениям или моде. Нет, текст остался таким же, как в прежнем московском издании. Но только я отчетливей выявил религиозные устремления брата — то, что мы чувствовали сердцем стихийно, подсознательно и что я понял спустя много лет после его ухода.
Все началось, когда в журнале «Искусство кино» мы прочли сценарий «Андрей Рублев». Он не просто понравился Анатолию, но, можно сказать, обжег его душу. И вот никому неведомый провинциальный актер приезжает в Москву, на «Мосфильм», просит, чтобы сделали его фото — и кинопробы на главную роль. Этот поступок был не только неординарным, необычным, но и свидетельствовал о духовной убежденности актера, его воле к достижению цели. И Андрей Тарковский, режиссер уже с мировым именем после своего первого же фильма «Иваново детство», увидел в Анатолии не нахала, прущего напролом, а скромного, чуткого сердцем человека, который роль великого русского иконописца считает важной не только для актерской профессии, но и для своей судьбы. Эти-то качества как раз и нужны были режиссеру, и его не остановил перед выбором ни малый актерский опыт Анатолия, ни его «театральность», которая так испугала всех членов худсовета во главе с таким авторитетнейшим кинорежиссером, как Михаил Ромм.
— Тарковский пошел вопреки мнению худсовета, потому что ему нужен был чистый сердцем человек?
— Именно так.
— А как же быть с профессиональными актерскими качествами? Вдруг у провинциального актера их бы не оказалось?
— Тарковский считал, что если у актера живая, чуткая душа, то он способен выполнить любые задания режиссера. Разумеется, при таланте, который Андрей Арсеньевич тоже разглядел в Анатолии. Позднее он эту мысль сформулировал в своей книге «Запечатленное время». Но мне важно было сказать не только это. И Тарковский, и Анатолий тогда, в 1965 году, не понимали, что они берутся за богоугодное дело, что смысл картины будет не «о месте художника в обществе», который создает свои шедевры вопреки всему укладу жизни, нищете, испытаниям страны, как заявлял режиссер в своих интервью того времени. Сокровенный смысл «Андрея Рублева» оказался в способности человека-творца выразить Божественную идею «Троицы». Выразить заповедную суть Православия: путь к спасению души лежит через Крест, через страдания, которые являются искуплением грехов и достижением Жизни Вечной. В «Троице» преподобного Андрея Рублева с поразительным совершенством есть изображение нераздельности, единства Бога-Отца, Бога-Сына и Бога-Святого Духа, выраженных в облике Трех Ангелов, указывающих склоненными головами и перстами на Жертвенную Чашу, которую предстоит испить всем нам, если мы стремимся к Царствию Небесному.
— Но как молодым людям, воспитанным в атеистическом обществе, со строжайшим институтом цензуры, удалось все это передать в художественном фильме?
— Это, конечно, поразительно. Сейчас я понимаю, что их вел Господь, хотя они занимались делом, которому самозабвенно, не щадя себя, преодолевая все преграды, служили истово, как во все времена служат русские люди своему призванию. И содержание фильма, и образы Андрея Рублева, и колокольных дел юного мастера Бориски, и прохождение сначала сценария, а потом и фильма — все сошлось так, что через испытания и даже страдания авторов пришло к нам, зрителям, произведение киноискусства во всей своей духовной красоте и совершенстве. Недаром фильм «Андрей Рублев» вошел в сто лучших фильмов всех времен и народов. Вот об этом и рассказывается в той части моей книги, которая называется «Кино на все времена».
— Встав на путь веры, сойти с этого пути уже трудно… Как в дальнейшем фильм повлиял на Анатолия, других создателей фильма?
— В новелле «Колокол» есть ответы на эти вопросы. Ведь подросток Бориска никакого секрета колокольного не знает, отец ему этих секретов не передал. Но Бориска творит по вдохновению, и все у него получается — колокол звонит, хотя иностранные послы в это не верили. И Бориска, переживший страдания, ожидание смертного конца, ощущает радость свершения творческого дела. Он рыдает, идет неведомо куда, уже никому не нужный, — ведь колокол-то отлит и уже звонит! — и тут подхватывают его руки Андрея Рублева. И он утешает его и говорит: «Ну чего ты, перестань. Такой праздник для людей сотворил, а еще плачет. Пойдем по Руси, я иконы писать, а ты колокола лить». И тут начинается финальная часть картины — фильм из черно-белого становится цветным, возникают иконы преподобного — как торжество Православия, торжество творчества. Но ведь это творчество посвящено Богу, и значит, речь ведется о победе Жизни Вечной над грязью, страданием и ужасом жизни земной, которую люди веры преодолели. Вот ведь в чем дело. Я, в отличие от многих и многих, которые писали о Тарковском, об «Андрее Рублеве», подчеркиваю именно Православный смысл фильма. Конечно, фильм капитально повлиял на все творчество и Тарковского, и Анатолия, и я эту мысль провожу через всю книгу. Думаю, именно поэтому издание моей книги благословил Архиепископ Самарский и Сызранский Сергий.
— Фильм повлиял и на вас?
— Да, очень сильно. Потому что брат для меня был примером, я болел его болезнями, жил его радостями. Я вообще раньше не понимал, как это братья могут враждовать, не любить друг друга. Ну, в литературе, в кино, театре — понятно, там вражда часто нужна для развития сюжета. Но в жизни? Мы с Анатолием — и это рассказывается в книге — то догоняли, то обгоняли друг друга. И всегда стремились быть вместе, помогать друг другу. Он шел долгим путем к своей заветной цели жизни — «стать не просто актером, а хорошим актером», как он говорил. Ведь его трижды не принимали в театральный институт, и он не возвращался домой, уезжал то на стройку, то в геологическую экспедицию. Корчевал пни под Ивановом, — там из-за плохой воды рано облысел, — работал на заводах слесарем. И только тогда, когда я уже учился в Уральском университете, на факультете журналистики, то вызвал его в Свердловск, где при местном драмтеатре открывалась театральная студия, куда он наконец поступил.
— Почему же его не принимали?
— Было такое время. Нужны были или красавцы, герои типа Василия Ланового, или «простые парни» — типа Николая Рыбникова. Еще нужны были комики — как актер Пуговкин, например. Его сразу приняли без экзаменов. Вообще считали, что ему даже вредно учиться — сразу стали снимать, а в институте он числился чисто формально. А актеры с внеш-ностью, как у Анатолия, способные передать сложные чувства, были не нужны. Прорыв произошел в шестидесятые годы — как раз к тому времени, когда Анатолий оказался готов к ролям «гамлетовским».
— Но к этой «готовности» он шел, упорно трудясь. Вы пишете, например, что он читал стихи по любой заявке аудитории. Такое трудно представить.
— И тем не менее так действительно было. Когда Толя приехал в Свердловск (ныне Екатеринбург), я и мои друзья, уже студенты третьего курса, много читали, знали поэзию «серебряного века», не жалуемых тогда Бориса Пастернака, Анну Ахматову и т.д. Толя жадно накинулся на эту литературу, скоро догнал и перегнал всех нас. Он каждый вечер, на сон грядущий, обязательно учил по стихотворению — так тренировал свою память и скоро стал в совершенстве ею владеть. Также он занимался и упражнениями по речи — дикция у него стала великолепной, что необходимо актеру. И вот когда он стал читать стихи с эстрады — это был приработок к нашим тощим стипендиям, — то «обнаглел» до такой степени, что стал спрашивать у зала: «Что вы хотите, чтобы я прочел?» Он знал, какими современными поэтами, поэтами «забытыми» тогда увлекались, и поэтому легко справлялся с любыми заданиями к восторгу зала. Так что исключительное трудолюбие и способность к самопожертвованию были его отличительными чертами с юности.
— Поэтому после «Рублева» он стал часто переезжать из города в город в поисках «своего» театра, «своего» режиссера?
— Он сразу откликался, если было интересное с творческой точки зрения предложение. Поехал в Новосибирск, бросив квартиру в Свердловске, ради того чтобы играть Бориса Годунова. Потом оказался в Таллинне, когда его пригласили сыграть клоуна Тота в драме Леонида Андреева «Тот, кто получает пощечины». Потом в Ленинграде — поехал опять за любимыми ролями — должен был играть дядю Ваню в чеховской пьесе, но, к сожалению, не сыграл. Зато сыграл очень дорогую для себя роль — Гамлета в постановке Андрея Тарковского в «Ленкоме», в Москве. Гамлет оказался его последней театральной ролью.
— Почему критика не принимала работы Андрея Тарковского?
— Официальная критика. Ее очень точно назвали «пристяжной» — пристегнутой к официальной идеологии. Но были и статьи, в которых если не прямо, то тонко, для «умного читателя» проводились именно те идеи, которые высказывал режиссер и его любимый актер. Так, Гамлета они трактовали не как «первого в Дании героя», а как Христианина, который тянет с отмщением, потому что боится совершить тяжкий грех убийства. И только когда он оказывается втянутым в смертельную схватку, он вынужден убить и Лаэрта, и прелюбодея Клавдия. Но и сам погибает, как и его мать. Марку Захарову, главному режиссеру «Ленкома», спектакль не понравился — чужими оказались христианские идеи, чуждым был и актер Солоницын, выразитель этих идей. Спектакль скоро сняли с репертуара, Анатолий ушел из театра.
— Партийная власть не дала осуществиться многим замыслам великого режиссера Андрея Тарковского. Не был экранизирован «Идиот» Достоевского, «Макбет» Шекспира, ряд других произведений классики. Поэтому Тарковский покинул страну…
— …и тем обрек себя на тяжкую смерть. Да, у нас ему было тяжело, но все-таки ему дали возможность заново переснять практически весь фильм «Сталкер» из-за брака пленки и ряда других причин. Получился фильм, который вошел в классику мирового кино. Сценарий «Андрей Рублев» прошел все инстанции и был разрешен к запуску благодаря поддержке главного ответственного работника ЦК КПСС по вопросам кино Г.Куницына, который поплатился за этот поступок снятием с работы. В партии были честные, понимающие высокое искусство люди, — а оно у нас всегда было и есть Христианским, Православным, — и они прекрасно осознавали значение таких мастеров, как Андрей Тарковский. У многих писателей, деятелей искусства «шестидесятых» был непростой путь. Но если это были люди совестливые, честные, такие, как Андрей Тарковский, Василий Шукшин, его однокурсник по институту, как актеры Анатолий Солоницын, Алексей Баталов, Владимир Заманский и ряд других, то этот путь неизбежно вел к Богу. Ибо совесть — это глас Божий в душе человека.
— Анатолий Солоницын снимался у лучших режиссеров своего времени. Потому что «взыскание совести» стало потребностью времени?
— Да. Говоря Православным языком, это было «Взыскание погибших», как названа одна из святых икон Богородицы. И Тарковский, и Анатолий пришли к Богу, но полного воцерковления, как у нас, которые пережили их, у них не было. И это драма многих людей того поколения — может быть, даже трагедия. Я представляю, с какой радостью Толя шагнул бы под своды храма, какая бы благодать снизошла на его измученное сердце. Какие бы искренние слезы у него полились, когда бы произошло соединение со Христом, которое происходит в момент Причастия. И какие бы роли он сыграл еще!
— Некоторые из его друзей-актеров считают, что Анатолий полностью себя не реализовал в творчестве…
— Я так не считаю. Федор Достоевский — за эту роль в фильме «26 дней из жизни Достоевского» он получил высшую награду на Берлинском фестивале, роль Писателя в «Сталкере», роль в «Восхождении» прекрасного режиссера Ларисы Шепитько — разве этого мало? Это главные его вехи в кино. А в театре — Гамлет, Борис Годунов, Голубков в «Беге» Булгакова — какой актер не мечтает сыграть такие роли? Всего за свои 46 лет Анатолий сыграл ровно 46 ролей в кино, более ста ролей на сценах театров страны.
В московское издание моей книги был включен ряд воспоминаний об Анатолии без моего согласия. Теперь, в самарском издании, я эти статьи исключил, оставив лишь дневники, стихи, дополнив письма самого Анатолия, которые лучше всего характеризуют его личность. И полиграфически книга выглядит сейчас так, как мне хотелось — более ста фотографий даны крупно, выделены на полные страницы основные его роли. Многие фотографии уникальны, публикуются впервые. Предисловие написал Никита Сергеевич Михалков. Он особенно отметил, что Анатолий Солоницын взял девизом слова мыслителя Френсиса Бэкона: «Я всего лишь трубач…». «Это зов трубы Ангельской, — пишет Никита Михалков. — И он слышен каждому, кто верит, любит, кто зовет «положить душу свою за други своя».
А сам Анатолий проникновенно написал в своем «Дневнике»: «…А жизнь ведь проста. Она, правда, не всегда сахар, но простоту жизни надо понимать сердцем, а не головой. Сердце никогда не усложняет жизни. Сердце у человека одно, а извилин в голове — миллиарды. Голова рождает сложности. Слушайся своего сердца».
Источник http://благовестсамара.рф/-public_page_10636